Впечатления о книге Дениса Бугулова «Возвращение Я»
о книге Дениса Бугулова
«Возвращение Я»
Недавно дочитал книгу Дениса Бугулова «Возвращение Я» и хочу поделиться своими впечатлениями о данном произведении, а также одним из рассказов книги, который оставил след в моей памяти сильнее других.
Книга поражает своей честностью и откровением автора. Не каждый сможет набраться смелости и публично изложить свой внутренний мир — свои желания, мысли, эмоции, духовные открытия и откровения.
Удивительно то, что немалая часть событий, описываемых в книге, происходит в городе Минске (моем родном городе). Читая, осознаешь всю реальность и не выдуманность происходящего. Складывается ощущение, что события происходят Здесь и Сейчас, а я являюсь их невидимым наблюдателем.
Знание, изложенное в книге «Возвращение Я», касается самых глубинных вопросов жизни и предназначения человека в проявленном Мире. В связи с этим сложно подобрать слова для описания состояний, переживаемых в ходе прочтения, их нужно прочувствовать и прожить, неспешно и вдумчиво прочитав книгу. Я уверен, что данное произведение стоит перечитывать через определенное время и каждый раз оно будет открываться с новой стороны.
Интересна история издания книги. Книга «Возвращение Я» была распродана в количестве около 200 экземпляров еще до ее выхода в печать. Мой экземпляр приобретался таким же образом. А первые вручения книг состоялись на официальном событии, посвященном выходу книги в свет 5 марта 2016 года в Минске.
В завершение своего небольшого отзыва о книге, с позволения Дениса Руслановича, привожу рассказ, который наиболее детально запечатлелся в моей памяти после первого прочтения.
Офицерские сборы
[Карта VII, Огонь-Страх]
Мне было 28. Пришла повестка из военкомата. Согласно приказу Верховного Главнокомандующего, т.е. президента РФ, по всей стране в едином порыве должны были быть организованы сборы офицеров запаса, которые до этого, по-моему, уже лет десять как не проводили. А тут, видишь ли, вспомнили.
В военкомате товарищ подполковник объяснил:
— Чего еще вам для счастья нужно! Зарплата на предприятии сохраняется, еще здесь получите… в соответствии со званием. Утром – к восьми в часть, вечером – домой, к жёнке. Один месяц, и все тут. А там, глядишь, и новое звание.Товарищ подполковник показался мне тогда не по званию моложавым. Русым с густой ранней проседью на висках. Это сочетание седины и русого прямого волоса, помню, чем-то понравилось мне. В целом выглядел он приятно, не по-армейски: высокий, тонкой кости, с интеллигентными жестами рук. И говорил необычно, без подразумеваемого мата в паузах.
— Договорились, Алексей Степанович, — сказал я, — завтра буду. Что брать с собой?
— Да ничего не надо, «военник» возьми, ну, и все!Назавтра поутру, на плацу, за зданием военкомата, нас собралось человек триста, а может, и больше. Примерно все друг другу ровесники. Многих я еще по институту знал. Кто-то изменился, потолстел, поумнел, кто не очень. Кто-то уже успел наперед накачаться пивом, кто общих знакомых нашел и анекдоты травит, а кто и молчит себе в сторонке.
В целом, весело: ржут, подкалывают друг друга, матерятся беззлобно. Продержали нас так час с лишним, потом выстроили в три шеренги повзводно. Уже не помню, по какому принципу взвода рассчитывали, кажется, по прописке. И снова оставили на солнцепеке. От утренней прохлады не осталось и намека. Время-то ближе к полудню. Июнь. Затылок жарит.
Тут, наконец, выкатывается на середину плаца краснолицый полковник с круглым торсом, в орденах и зычно так, по-настоящему, рявкает:
— Смир-на-а!И, надо сказать, все присмирели. От происходящего у меня нехорошо заскребло на душе. Но я отогнал предчувствия. Не на шутку вымотало мне нервы то противостояние, что случилось у меня с шефом, и меньше всего хотелось лишний раз нервничать. Работал я тогда старшим инженером на частном, «наукоемком», как любил это подчеркивать шеф, предприятии. Курировал цех восстановления… Решил увольняться, но лучше было немного переждать. На другой работе меня ждали только с августа. Потому сборы те показались мне в масть.
Круглый полковник еще минут десять что-то доносил до нас, «товарищей офицеров» в положенном ему амплуа, а потом взревели моторами с два десятка «Уралов», нас закидали в борта и увезли за город на танковый полигон. Народ аж посерьезнел от такого разворота событий.
Далее. Стоим в поле. Большая армейская палатка. По периметру солдатики-срочники с автоматами. У входа в палатку хрякоподобный прапор. Ко входу в палатку — вереница нас. Все возмущаются, звонят своим… Возмущаются – не то слово. Я столько мата на один кубометр воздуха в единицу времени, пожалуй, никогда не слышал. Не решусь воспроизводить диалоги…
Но, в самом деле: ни туалетной бумаги, ни зубных щеток не взяли. Пришли, в чем в кафе ходишь. А иные и в фирму принарядились. Пощеголять по случаю. А тут… Ощущение совершенной нереальности происходящего. Словно каждый не смеет до конца поверить, что это не концерт. Заглядывает другому в глаза, машет куда-то вокруг себя руками, а в глазах, если вглядеться, уже-уже присобачилось что-то такое тусклое… Слаб человек.
Особенно мне запомнился чернобровый домашний мальчик с аллергической астмой. Такое впечатление, что я его по городу откуда-то знал… В поле-то разноцветы, вот его и разобрало, он аж на глазах распух. Звонит с мобильного домой, чтобы лекарства привезли. Чихает, сморкается. Все пытается объяснить матери, как сюда добираться. А в глазах слезы.
Я молчу. Гляжу вокруг. Слушаю, как во мне нарастает ярость. Как же так? – думаю. — Вот ты… И ты. И ты. Знаю, хорошо знаю вас, увы, на одном курсе учились. Вы тогда всё под бандюков косили. С первокурсников стипендию снимали. И вы тоже баранами блеющими в загон пойдете? Пойдете. Никуда не денетесь. И еще послушней иных. Вот так: заходит человек в брезентовую палатку – заходит еще человек, выходит – уже в сапогах, в полевой форме. И как будто голос теряет. А если и открывает рот, то, как рыба. Лишь воздух хватает, а голоса больше нет.
Я долго стою у входа, но в сторонке. От земли испарина поднимается. Высокое солнце то выглядывает, то уходит за облака. Прапор часто косится на меня, злится, чего-то крякает. Разноцветная вереница, что ко входу, все тоньше, все короче. А уже там, за палаткой… Там происходит совсем другое. Сидят ребятки на земле серыми горстями, незряче щурятся. Прикуривают от сигаретки.
Ни один, понимаете, ни один, не свернул с этого коротенького маршрута. Не вспомнил недавних громких слов своих, когда черту эту перешагивал. Что же за страх, что за сила тасует нас? Ни молодость, ни кавказский гонор не сыграли здесь свое. Всех перемолотило, как сено пустое.
— А ты что, стоишь, гарцуешь? – не выдержал прапорщик.
— Я – домой.Я уже раньше знал, что поступлю так, но словно чего-то ждал из пространства. Весточку, наверное… Да. Просто, возьму и уйду. Не потому, что «самый умный» или «самый смелый». Понятия не имел, чем мое поведение обернется. Я знал, что не в моих силах принять такое унижение. Лучше умереть. И сейчас, по прошествии времени, скажу, что самым важным в таких ситуациях бывает признаться себе в том, что выбора иного у тебя нет. Иной выбор сделает уже «другой», сломанный-ты, каким мужчине не должно быть.
Я прошел не спеша мимо автоматчика, и тот не знал, как себя вести. Пропустил. Дальше прошел мимо «старлея».
Так я дошел до ближайшего поселка, а там – на автобусе до города. Вернувшись во Владикавказ, я направился в штаб 58-ой армии, сказал на КПП, что нужен начальник. Пропустили. Указали, куда идти. Принял меня дежурный капитан, в изумлении выслушал и сказал:— Чтобы принес в свой военкомат справку от врача о небоеспособности. Ищи, свищи, как хочешь. У тебя, хлопец, есть сутки!
«У меня есть вся моя жизнь», — мысленно возразил я в ответ и ни к какому врачу не пошел. Направился в военкомат. Поднялся на третий этаж к товарищу подполковнику. Тот узнал, оторопел.
— Клянусь тебе, я сам не знал, что с вами так поступят. Честное слово!
Он говорил и понимал, что я не верю.
— Вы обманули меня, Алексей. Обманули. Не важно, знали или нет. А жаль… Мой телефон у вас есть. Если что будет от меня надо – звоните, приду.Я ушел.
На следующий день зашел на работу и написал заявление об увольнении.
